Сельц Евгений

Готовая свести меня с ума,
лишить лица, значка, прописки, кода,
как оползень, сошла на город тьма,
которой не предвидится исхода.

Лунатики, снующие во тьме,
бомжи, путаны, очереди в кассу,
автобусы с флажками на корме, -
все свалено в клокочущую массу.

Нас, чад своих (а все мы дети тьмы),
она лелеет с материнской ленью -
бегущих от сумы и от тюрьмы,
приводит к нищете и преступленью,

отшельника она влачит домой,
с развратником играет в кошки-мышки,
и каждую надежду кормит тьмой,
как малого младенца - до отрыжки.

Она везде, во всем, одна, сама.
Ни будущего в ней и ни былого.
Не тьма небес, а истинная тьма,
смакующая мясо, а не слово.

И продираясь через эту тьму
по Тель-Авиву, а не по Парижу,
я радоваться вынужден тому,
что, в сущности, всем сердцем ненавижу.