В долине, что называют Муса-Вади, Я жду Моисея - вместе со мной мой народ. Запасы еды иисякли и нет воды. Пророк нас покинул снова - сказал придёт. Ослепли глаза от неистовой синевы. В повозку со скинией грустный впряжен осёл - Нигде ни колючки, ни кустика, ни травы - Лишь Мёртвого моря едкий крутой рассол. То страх управляет нами, то медный змий, Мы господа молим избавить нас от невзгод. Одни со слезами стонут: "Ах, Боже мий!" Другие же повторяют: "Mein lieber Gott!" В долине, что называют Муса-Вади, Я жду Моисея - вместе со мной мой народ. Четыре пустыни оставлены позади, Четыре моря пройдены нами вброд. По вязким пескакм бредя из последних сил Сквозь дождь ледяной и самума свистящий ад, Мы вновь утыкаемся в холмики тех могил, Которые вырыли несколько лет назад. Бог ордер на землю выдал нам смотровой. Последний хребет перевалим ещё, а там Долины рек полны голубой травой, И нету гиен, крадущихся по пятам. В долине, что называют Муса-Вади, Я жду Моисея - вместе со мной мой народ. Больное сердце гулко стучит ву груди, И сороковой истекает сегодня год. Последний в дороге не сгинувший ветеран, Былинкой седою кренящийся на ветру, От этих скитаний бесплодных и старых ран, Всего вероятней, скончаюсь и я к утру. А ночь над нами хрустальнее всех ночей. Мерцает тускло месяца жёлтый жгут. Хамсин пустыни - дыхание тех печей, В которых завтра внуков моих сожгут. И, вспоминая рабства позорный плен, В долине, что называют Муса-Вади, В последний раз я силюсь привстать с колен, В последний раз шепчу я: "Господь, веди".
1997
|