Там, где взошла январская трава,
искусственною кажется зима,
а ветер по ночам гундит слова
доселе неизвестного псалма...
Он, как неискушенный музыкант,
считает, что все звуки хороши,
и с западного на восточный лад
меняет состояние души.
Зажглись фонарики над городом.
И обострился слух прохожих.
Рисует тень на лицах бороды,
на бледных и на темнокожих.
И наступательная тактика
туриста неосуществима.
В спираль закручена галактика
ночного Иерусалима.
Тоской нешуточной повеяло
от стен щербатых у обрыва,
а сердце все еще не верило,
что бьется - после перерыва,
когда в одном из гулких двориков,
во время спора о культуре,
шаги охранника-историка
спугнули стаю диких фурий,
и стрелки часиков попутали
закон разметки циферблата,
когда мулла в арабском хуторе
творил молитву ём шабата;
и вся столица время точное
по звуку голоса сверяла...
Ах, жизнь моя, часы песочные,
сколько ни мучайся, все мало.
2002 г.