У всех вещей расплывачата цена.
От стран, производителей сиропа,
Кремлевскою стеной ограждена
Вполне лицеприятная Европа.
Она болеет оспой и паршой,
Грудастая священная корова
На баррикадах тыкается в бой
Как взятка для прощения Христова. –
У частного лица всегда готов залог,
И из утрат мы производим чудо
И кельнский шкаф, где достающий грог
В дождливый век полечит от простуды.
Отлаженный и выверенный всхлип
Домашних городов, где в зданиях рыданий
Лелеет богатеющий Эдип
Прибавочную стоимость страданий.
Селения на горах
И солнца праздничный раджа,
На небе жирно возлежа,
Ласкает ветви по листочку,
Где радужная паранджа
Скрывает камня оболочку.
В тени дома притулены,
В них дыни пахнут, а видны
Дворы с подробностями быта:
Белье, машины со спины
И пыль дорог для следопыта.
Кустарно брошены кусты,
Меж них, как бы посты, пусты,
Приватны голых плешей пятна, -
Невнятна служба высоты,
И вечность мыкает халатно.
Террасами спускаясь вниз,
Дичает лес, как барбарис, -
Тесней, оскоминней, кислее,
Но пролил тень и сам завис,
Сырами камня всюду блея.
А та отара – нету тар
Собрать сыры. – Пастух ли стар
Призвать в стада – овцу к овечке? –
Оглох и видеть перестал,
Отстал, листами пролистал
В ущелье к пигалице-речке.
Вовсю сиротствует земля,
Счастливо небо шевеля,
Что от недвижности потерто…
Все ждет и существует для –
Для Божьей кары в виде спорта.
Так радуясь от недосмотра.