"Я отпустил эборет и пошел пешком; когда я с восхищением разглядывал возвышавшийся над площадью пневмоскреб Главсупа, оттуда вышли двое сотрудников - должно быть, важные птицы, судя по их особенно яркому блеску и красным гребешкам вокруг абажура. Они остановились неподалеку, и я услышал их разговор: - Пригас обрамленцев уже отменен? - спрашивал один из них, высокий, весь в орденах. Второй в ответ посветлел и сказал: - Нет. Начальник говорит, что мы сорвем план, а все из-за Грудруфса. Не остается, мол, ничего другого, как переиначить его. - Грудруфса? - Ну да. Первый померк - только его ордена продолжали светиться радужными венчиками - и, понизив голос, заметил: - Вот запузырится он, бедолага! - Пускай пузырится, это ему все равно не поможет. А то порядка никакого не будет. Не затем столько лет рансмутируют всяких субчиков, чтобы больше было сепулек! Заинтригованный, я невольно приблизился к беседующим, но те, замолчав, отошли. Странно, но лишь теперь до моего слуха стало доноситься слово "сепульки". Я бродил по тротуарам, стремясь окунуться в ночную жизнь столичного города, и из перекатывающихся толп до меня все чаще долетало это загадочное слово, произносимое сдавленным шепотом или же страстно выкрикиваемое; оно виднелось на рекламных шарах, извещавших об аукционах и распродажах антикварных сепулек, и в огненных неоновых надписях, рекламирующих модные сепулькарии. Напрасно силился я понять, что бы это могло быть; наконец около полуночи, освежаясь курдельными сливками в баре на восьмидесятом этаже универмага, я услышал в исполнении ардритской певички шлягер "Ах, сепулька-крохотулька", и любопытство разобрало меня до такой степени, что я спросил подошедшего кельнера, где можно приобрести сепульку. - Напротив, - ответил он машинально, выписывая счет. Потом взглянул на меня внимательнее и слегка потемнел. - Вы один? - спросил он. - Да. А что? - Так, ничего. Мелких нет, извините. Я отказался от сдачи и спустился на лифте вниз. Действительно, прямо напротив сияла огромная реклама сепулек; толкнув стеклянную дверь, я очутился в пустом в эту пору магазине. Я подошел к прилавку и, стараясь казаться невозмутимым, попросил сепульку. - Вам для какого сепулькария? - осведомился продавец, спускаясь со своей вешалки. - Ну, для какого... для обычного, - ответил я. - Как это для обычного? - удивился он. - Мы отпускаем только сепульки с подсвистом... - В таком случае мне одну... - А где ваш фуфырь? - Э, гм... у меня его нет с собой... - Так как же вы возьмете ее без жены? - спросил продавец, испытующе глядя на меня и постепенно мутнея. - У меня нет жены, - неосмотрительно брякнул я. - У вас... нет... жены? - пробормотал, весь почернев, продавец. Он смотрел на меня с ужасом. - И вы хотите сепульку?.. Без жены?.. Его колотила дрожь. Как прибитый, выбежал я на улицу, поймал свободный эборет и в ярости велел гнать в какое-нибудь ночное заведение. Эборет примчал меня в "Мыргиндрагг". Когда я вошел, оркестр как раз умолк. Здесь свисало, пожалуй, сотни три с лишним народу. Я протискивался сквозь толпу, высматривая свободное место; кто-то меня окликнул, я с радостью заметил знакомое лицо - это был коммивояжер, с которым когда-тo я свел знакомство на Аутропии. Он висел с женою и дочкой. Я представился дамам и принялся развлекать порядком уже захмелевшее общество, причем время от времени все поднимались с места, чтобы под ритмичную мелодию покататься по паркету. Супруга знакомого так горячо меня уговаривала, что в конце концов и я отвалился выйти на круг; крепко обнявшись, наша четверка покатилась в зажигательном блистанго. По правде сказать, я все-таки не уберегся от ушибов, однако не подавал виду и прикидывался восхищенным. Когда мы возвращались к столику, я задержал коммивояжера и спросил его на ухо о сепульках. - Что, что? - переспросил он. Я повторил вопрос и добавил, что хотел бы купить сепульку. Должно быть, я говорил слишком громко - висевшие рядом поворачивались в нашу сторону и смотрели на меня с помутневшими лицами, а мой знакомый в ужасе сложил присоски. - Побойтесь Друмы, Тихий, - вы же один! - Так что же, - выпалил я уже с некоторым раздражением, - значит, я и сепульку взять не могу? Эти слова прозвучали в наступившей внезапно тишине. Жена знакомого без чувств рухнула на пол, он катнулся к ней, а находившиеся поближе ардриты покатились ко мне, выдавая окраской недружелюбные намерения; в эту минуту появились три кельнера, взяли меня за шиворот и выкинули на улицу." (Станислав Лем. Звездные дневники Ийона Тихого. Путешествие четырнадцатое.) |