4 октября 1968
Сегодня днем, выбрав время, я спросил дона Хуана, не будет ли он возражать, если мы немного поговорим о видении. Он сначала вроде согласился, но потом, усмехнувшись, сказал, что я вновь взялся за свое - пытаюсь подменить разговорами действие.
- Если ты хочешь видеть, ты должен позволить дымку вести себя, - сказал он с ударением. - Разговаривать же об этом я не желаю.
Я помогал ему очищать какие-то сухие растения. Довольно долго мы работали в полном молчании. От долгого молчания мне всегда становится не по себе, особенно в присутствии дона Хуана. Наконец я не выдержал и задал вопрос, вырвавшийся у меня чуть ли не самопроизвольно:
- Как человек знания применяет контролируемую глупость, если умирает тот, кого он любит?
Вопрос застал дона Хуана врасплох. Он удивленно взглянул на меня.
- Возьмем Лусио, - развил я свою мысль. - Если он будет умирать, останутся ли твои действия контролируемой глупостью?
- Давай лучше возьмем моего сына Эулалио. Это более подходящий пример, - спокойно ответил дон Хуан. - На него свалился обломок скалы, когда мы работали на строительстве Панамериканской магистрали.
То, что я делал, когда он умирал, было контролируемой глупостью.
Подойдя к месту обвала, я понял, что он уже практически мертв. Но он был очень силен, поэтому тело еще продолжало двигаться и биться в конвульсиях. Я остановился перед ним и сказал парням из дорожной бригады, чтобы они его не трогали. Они послушались и стояли вокруг, глядя на изуродованное тело.
Я стоял рядом, но не смотрел, а сдвинул восприятие в положение видения.
Я видел, как распадается его жизнь, расползаясь во все стороны подобно туману из мерцающих кристаллов.
Именно так она обычно разрушается и испаряется, смешиваясь со смертью.
Вот что я сделал, когда умирал мой сын. Это - единственное, что вообще можно сделать в подобном случае.
Если бы я смотрел на то, как становится неподвижным его тело, то меня бы изнутри раздирал горестный крик, поскольку я бы чувствовал, что никогда больше не буду смотреть, как он, красивый и сильный, ступает по этой земле.
Но я выбрал видение. Я видел его смерть, и в этом не было печали, не было вообще никакого чувства.
Его смерть была равнозначна всему остальному.
Дон Хуан замолчал; он казался печальным. Вдруг он улыбнулся и потрепал меня по затылку.
- Другими словами, когда умирает тот, кого я люблю, моя контролируемая глупость заключается в смещении восприятия, - сказал он. Я вспомнил тех, кого любил сам, и сердце защемило от приступа жалости к себе.
- Счастливый ты, дон Хуан. Умеешь сдвигать восприятие. А я могу только смотреть...
Мои слова его рассмешили.
- Счастливый... Осел! - произнес он. - Это - тяжкий труд.
Мы засмеялись. После длительной паузы я снова начал его расспрашивать, видимо для того, чтобы развеять собственную печаль.
Новости
Чаты
88:88 
