- Я не хотел сказать ничего плохого, - оправдывался я. - Мне только
хотелось узнать... почему ты так смотришь! Что с тобой? Наис!
    Она медленно поднялась. Отступила за кресло.
    - Сколько ты сказал? Сто двадцать лет?
    - Сто двадцать семь. Ну и что?
    - А ты... был... бетризован?
    - Что это значит?
    - Не был?!
    - Да я даже не знаю, что это значит. Наис... девочка, что с тобой?
    - Нет... не был, - шептала она. - Если б был, ты бы, наверно, знал.
    Я хотел подойти к ней. Она вскинула руки.
    - Не подходи! Нет! Нет! Умоляю!
    Она попятилась к стене.
    - Ведь ты же сама говорила, что это брит... сажусь, сажусь. Ну, сижу,
видишь, успокойся. Что это за история с этим бе... как это там?
    - Не знаю подробно. Но... каждого бетризуют. При рождении.
    - Что же это?
    - Кажется, что-то вводят в кровь.
    - Всем?
    - Да. Потому что... брит... как раз не действует без этого. Не
двигайся!
    - Девочка, не будь смешной.
    Я погасил папиросу.
    - Я ведь все-таки не дикий зверь. Ты не сердись, но... мне кажется,
что вы здесь все чуточку тронутые. Этот брит... это же все равно, что
сковать всем до единого руки, а вдруг да кто-нибудь окажется вором. В конце
концов... можно ведь и доверять немного.
    - Ты великолепен, - она будто успокоилась немного, но продолжала
стоять. - Почему же ты так возмущался раньше, что я привожу к себе
незнакомых?
    - Это совсем другое.
    - Не вижу разницы. Ты наверняка не был бетризован?
    - Не был.
    - А может, теперь? Когда вернулся?
    - Не знаю. Делали мне разные уколы. Какое это имеет значение?
    - Имеет. Тебе делали? Это хорошо. Она села.
    - У меня есть к тебе просьба, - начал я как можно спокойней. - Ты
должна мне это объяснить...
    - Что?
    - Твой страх. Ты боялась, что я на тебя наброшусь, да? Но ведь это же
чушь.
    - Нет. Если подумать, конечно, чушь, но все это слишком, понимаешь?
Такой шок. Я никогда не видела человека, которого не...
    - Но ведь этого же нельзя распознать!
    - Можно. Еще как можно!
    - Как?
    Она помолчала.
    - Наис...
    - Да я...
    - Что?
    - Боюсь...
    - Сказать?
    - Да.
    - Но почему?
    - Ты понял бы, если б я сказала. Видишь ли, ведь это не из-за брита.
Брит - это только так... побочное... Дело совсем в другом...
    Она побледнела. Губы ее дрожали. "Что за мир, - подумал я, - что за
мир!"
    - Не могу. Ужасно боюсь.
    - Меня?!
    - Да.
    - Клянусь тебе, то...
    - Нет, нет... я тебе верю, только... нет. Этого ты не можешь понять.
    - Ты мне не скажешь?
    Видно, было в моем голосе нечто такое, что она переборола себя. Ее лицо
стало суровым. Я видел по ее глазам, каких усилий ей это стоило.
    - Это... для того... чтобы нельзя было... убивать.
    - Не может быть! Человека?!
    - Никого...
    - И животных?
    - Тоже. Никого...
    Она сплетала и расплетала пальцы, не сводя с меня глаз, - будто этими
словами спустила меня с невидимой цепи, будто вложила мне в руки нож,
которым я могу ее пронзить.
    - Наис, - сказал я совсем тихо. - Наис, не бойся. Правда... не надо
меня бояться. Она пыталась улыбнуться.
    - Слушай...
    - Что?
    - Когда я тебе это сказала...
    - Ну?
    - Ты ничего не почувствовал?
    - А что я должен был почувствовать?
    - Представь, что ты делаешь то, что я тебе сказала...
    - Что, я убиваю? Я должен это себе представить? Она содрогнулась.
    - Да...
    - Ну и что?
    - И ты ничего не чувствуешь?
    - Ничего. Но ведь это же только мысль, я совсем не собираюсь...
    - Но ты можешь? Да? Действительно, можешь? Нет, - шепнула она одними
губами, словно самой себе, - ты не бетризован...
    Только теперь до меня дошло значение этого, и я понял, что для нее это
могло быть потрясением.
    - Это великое дело, - пробормотал я. Немного погодя добавил: - Но,
может, лучше было бы, если б люди отвыкли от этого... без искусственных
средств...
    - Не знаю. Может быть, - ответила она. Глубоко вздохнула. - Теперь
ты понимаешь, почему я испугалась?
    - По правде говоря, не совсем. Так, немножко. Ну, не думала же ты, что
я тебя...
    - Какой ты странный! Как будто ты совсем не... - она запнулась.
    - Не человек?
    У нее затрепетали веки.
    - Я не хотела тебя обидеть, только, понимаешь, если известно, что
никто не может, - понимаешь, даже подумать не может никогда, и вдруг
появляется такой, как ты, и уже сама возможность... то, что есть такой...
    - Но ведь это невозможно, чтобы все были - как это? - а,
бетризованы?
    - Почему же? Все, уверяю тебя!
    - Нет, это невозможно, - упорствовал я. - А люди опасных профессий?
Ведь они должны...
    - Опасных профессий нет.
    - Что ты говоришь, Наис? А пилоты? А разные спасатели? А те, что
борются с огнем, с водой...
    - Таких нет, - сказала она.
    Мне показалось, что я не расслышал.
    - Что-о?
    - Нет, - повторила она. - Это делают роботы.
    Наступило молчание. Я подумал, что не легко мне будет переварить этот
новый мир. И вдруг мне пришла в голову мысль, удивительная мысль: мне
показалось, что   эта процедура,   уничтожающая в человеке   убийцу, в
сущности... калечит его.
    - Наис, - сказал я, - уже очень поздно. Я, пожалуй, пойду.
    - Куда?
    - Не знаю. Ах, да! В порту меня должен был ждать человек из Адапта. Я
совсем забыл! Никак не мог его отыскать, понимаешь. Ну, тогда... я поищу
какую-нибудь гостиницу. Они еще существуют?
    - Да. Ты откуда?
    - Отсюда. Я родился здесь.
Станислав Лем. Возвращение со звезд