Cool Folders ® :: Форум ПроСти :: Сказка про кубик.

Сказка про Кубик.

Поселок Гуименка стоял на берегу большой реки. Между крайними домами и берегом – только заливной луг, где паслись местные коровы. С противоположной стороны Гуименку подпирал зеленой стеной Загадочный лес.
Ворчало (для себя) назвал лес «Загадочным», потому что для него, кроме загадок, от этого леса не было никакого проку.
Все жители поселка – те, кто не напивался каждый день – работали в пансионате. Сам пансионат находился тут же и отличался от деревни только тем, что был огорожен неким подобием забора, прозрачного как для взгляда, так и для перемещения.
В пансионат иногда приезжал автобус. Кого-то увозил, ну и, конечно, привозил. Чаще всего это были отдыхающие.
Таким образом, через автобусное движение осуществлялась связь с внешним миром.
В остальном Гуименка и пансионат жили тихо и незамысловато. Шершавая и властная лапа государства сюда не дотягивалась, то ли забыв об этом месте, то ли потому, что поиметь с Гуименки было нечего.
Одним словом, Гуименка – мирок со своими причудами и заморочками. (Хорошо это или плохо – не нам судить.)

Ворчало оказался там по воле слепой и бестолковой случайности. Надо отдать должное: неожиданный поворот судьбы ничуть не смутил Ворчала и, возможно, даже понравился ему.
Может быть, из-за экзотики? Как знать?!
Во всяком случае, он с энтузиазмом стал устраивать свою жизнь по новым, гуименским, правилам. Правила оказались забавными и – своей необычностью – интересными. Энтузиазм, возможно, основывался и на том, что Ворчало не собирался надолго оставаться в Гуименке и рассматривал этот эпизод своей жизни как некое очередное приключение.
Поначалу время проходило скучновато. Скуку скрадывала великолепная природа, в самом центре которой и находился поселок. По этой простой причине Ворчало часто гулял. Гулять приходилось в Загадочном лесу – ну не шататься же трезвым по деревне! Неэтично.
В лесу было хорошо. Постепенно осваиваясь, Ворчало забредал в лес все дальше и дальше. Прогулки становились все продолжительнее и незаметно трансформировались в однодневные походы. Ворчала радовали огромные вековые сосны, основательно стоявшие среди молодой поросли. Он старался отгадать, что эти сосны видели на своём веку, о чем думают (такую возможность Ворчало допускал), как воспринимают его – Ворчала, чего от них ждать, что они могут рассказать… Потом решил: ничего особенного, вернее, ничего интересного для него сосны рассказать не смогут, разве только про червячков и птичек. Но эта тема мало интересовала Ворчала. Оставалось, не анализируя, не вдаваясь в подробности, просто гулять и радоваться красотам нетронутого леса.
Во время одного из таких походов Ворчало увлекся, потерял бдительность и заблудился. Как только понял, а понял он это к вечеру, сразу сильно захотелось есть. Бутерброды, захваченные с собой, давно тю-тю, и воспоминания только усиливали голод. Стараясь не думать о еде, Ворчало принялся искать дорогу домой. Понятное дело: в диком лесу никаких дорог не построили, и поиски затянулись.
А в лесу темнеет быстро, и темнота в лесу совсем не похожа на привычную нам городскую темноту. В привычной – все равно что-то видно, а в лесу – проблема.
Представляете?!
Как ночевать?
Калачиком под деревом?
И холодно, и мокро, и жутковато! С другой стороны – выхода не оставалось. Непривычные шорохи ночного леса подстегивали воображение и так разгулявшегося по свисающим мохнатым лапам и закорючкам корней... Вот-вот придет волк и съест. Навсегда. И вдруг (о, счастье!) вдалеке – огонек! Ну, скажем, даже не огонек, а намек, Надежда... И, практически, на ощупь Ворчало двинулся в направлении Призрачной.

Тогда он еще не знал, что на самом деле пробирается навстречу удивительному, необъяснимому и крайне странному приключению.

Исцарапанный, обессиленный, голодный, замерзший, с промокшими лапами, Ворчало наконец выбрался на полянку.
Посередине стоял небольшой сруб.
Избушка имела три окошка на три стороны света.
«Не хватает только куриных лап», – подумал он.

За приоткрытой дверью угадывался уют. Уют соблазнял.
Вежливо постучав и пошаркав нижними лапами о порожек, Ворчало спросил:
– Можно войти?
Никто не ответил.
Ворчало засунул голову в избушку и повторил:
– Здравствуйте, можно к вам?
В избушке никого не было. Ворчало вошел, осмотрелся и, несмотря на усталость, удивился. Обстановка внутри состояла из предметов и вещей, не соответствующих месту и времени. Сначала создавалось впечатление: собраны они в единый ансамбль случайно, в разное время и совершенно нелогично. Однако вдруг появилось ощущение законченности и гармонии. Над всей нелогичностью витал дух дизайнера с тонким вкусом. Бросалось в глаза: возможности художника не ограничены!
Ничем!
Даже законами геометрии!
Избушка изнутри была раза в три больше, чем снаружи!
Или это только показалось Ворчале? Как знать!

Музей и выставка. Но, похоже, здесь можно очень даже удобно жить. И, судя по всему, тут кто-то жил.
Наверное, Хозяин просто ненадолго вышел по своим делам… Ворчало, присев на краешек вычурной старинной кушетки, решил дождаться.
Ждал, ждал…

Проснулся поздним утром. Высокие напольные часы с огромным, медленным золотым маятником показывали начало десятого. Лучики, пробравшись сквозь неплотно задвинутую занавеску, щекотали правую щеку.
Левая щека утонула в подушке.
Подушка пахла цветами.
Нежиться на забавной кушетке оказалось необыкновенно комфортно и приятно. Ворчало не просто выспался, а как будто родился заново. Никогда в жизни он так хорошо не высыпался. Только очень хотелось есть.
Скосил глаза на вполне современную тахту, стоявшую у стены.
Тахта пуста.
Перевел взгляд в противоположную сторону.
Никого!
Отбросил ласковый плед, сел, почесал за ухом.

На столе стоял завтрак.
Завтрак стоял так, что не было сомнений, для кого он предназначался.
Завтрак приглашал: «Ждать незачем, садись, не смущайся!».

На маленькой серебряной тарелочке веером лежали вспотевшие кусочки сыра. Аппетитные булочки дышали свежестью.
В хрустальной вазе на высокой ножке огромная, разноцветная и перепутанная гора фруктов, свисая не уместившейся виноградной кистью, покоилась в томном ожидании.
Сок в высоком толстодонном стакане, бекон, подрумяненная охотничья колбаска, маленькие бутерброды с маслом и черной икрой, горка разнообразных печений, кофе, сливки, мед, вино. Вино – разное: и такое, и вон какое, и эдакое. А ликера не было. Вообще никакого. Не говоря уже о «Амаретто»! А жаль!
Ошалевший Ворчало смотрел на чудо-завтрак. У него в голове не укладывалось, откуда в такой глуши столь изысканные блюда. И сервировка стола изумляла до крайности. Вполне современные фужеры гармонично сочетались со старинным столовым серебром. Резко выделялась сковородка с тефлоновым покрытием и яичницей-глазуньей. Свежеиспеченный цыпленок, окруженный картофелинами с золотистой корочкой, лежал на большом, овальном серебряном блюде с вензелями. И так далее, и еще много, много тому подобного.

Ворчало на еду не накинулся, а отправился посмотреть, нет ли поблизости столь гостеприимного Хозяина – познакомиться, поблагодарить, извиниться, объяснить… И вообще, странно как-то! Все есть, любое желание угадывается заранее – аж пледом кто-то накрыл! А ни здравствуйте тебе, ни до свидания!

Никого рядом с избой не было. На полянке – тоже. В лес Ворчало решил не идти. Не хотелось удаляться от яичницы.
Ну и фиг с ним! Махнул лапой наш голодный герой.
Вперед!
За стол!
Завтракать!

Хозяин не появлялся.
Ворчало решил повнимательнее ознакомиться с избушкой.
В одном углу стоял настоящий граммофон с огромной медной трубой. В противоположном углу – японский телевизор с большим экраном. Против входной двери висела картина. Странная картина. Ворчало подошел поближе. На старинной раме, внизу – маленькая медная табличка, как в музее.
«В. Боровиковский. Портрет Лопухиной. 1797г.», – прочитал Ворчало.
«Ничего себе! Может, копия? Да вроде нет! Полотно в паутинках трещин, сразу видно, старое! А где же Лопухина?»
На картине никакой Лопухиной не было!
Были розы в правом углу, голубые васильки, небрежно брошенная на мраморный постамент шаль. Какой-то ненастоящий парк. Колосья…
А Лопухиной не было!
Странная такая картина.
«Если портрет, где Лопухина! А если про Лопухину забыли – нечего портретом называть!» – почесав под мышкой, подумал Ворчало.
Впрочем, всё здесь слегка непонятное, даже удивляться надоело.
Внимательно изучив предметы на небольшом туалетном столике с зеркалом, Ворчало пришел к неожиданному выводу: Хозяин оказался напрочь Хозяйкой! Надо же! Эта новость потрясла его больше, чем сама изба со всеми её чудесами!
– А у меня на носке дырка, – сконфузился наш незадачливый герой. – Надо же!

Разноцветный кубик.
Он парит в пространстве, натыкаясь то на невидимые стены, то на прозрачный потолок, то на несуществующий пол. Отскакивает и плывет, показывая нам яркие грани. Выбраться за эфемерные границы он не может.
Угол падения равен углу отражения.
И от этого закона кубик никогда не убежит.
Происходит плавная метаморфоза – и…
Уже не кубик, а шарик, следом звездочка, и вновь кубик.
Но угол падения все равно равен углу отражения.
Разноцветный кубик…

«Кто она такая? Почему живет в лесу отшельницей? Откуда все эти вещи? Почему от меня прячется?! Может, она колдунья? А может, мне повезло: это сама Баба Яга?!
Хи-хи-хи! Нда-а.
Не так страшен черт, как его подружки…»
Ворчало любил применять в повседневной жизни всякие хвостолапные мудрости в форме пословиц и поговорок. Иногда – удачно, но чаще – просто так, на всякий случай. И если мудрость не подходила, он ее беззастенчиво переделывал.
Любопытство съедало, и наш герой решил познакомиться с Хозяйкой независимо от того, желает она этого или нет.
В Ворчале зрел план: «Нужно притвориться, что я покинул гостеприимную обитель, а на самом деле – резко назад – и застать Хозяйку в избе!»
Как созрел, так и наделал.
Чтобы был повод интеллигентно вернуться, Ворчало подкинул свои ключи под кушетку, мол, вывалились из кармана ночью, и, вежливо прикрыв за собой дверь, отправился через полянку в лес.

Притаившись в кустах и почувствовав себя крутым многосерийным детективом, он с подобающе тупой мордой приступил к наружному наблюдению.

Когда наружно наблюдать надоело и захотелось бросить эту затею, дверь избушки открылась, и из неё вышла молодая хвостолапка.
А может, хвостолапочка.
На расстоянии трудно определиться.
У Ворчала с этим всегда возникали проблемы. (Когда на расстоянии…)
Одета была она в длинное белое платье с воротником-стойкой. Широкий голубой пояс перехватывал талию высоко, под самой грудью, придавая фигуре особую стройность.
«Слава богу! Не Баба Яга! – подумал Ворчало, поглаживая хвостом макушку. – Хозяйка очень даже ничего! Может, внучка? Тогда не будем строить из себя дурака… Ваню…»
Хвостолапочка зашла в сарайчик, что-то там взяла. Возвращаясь, уже на пороге, вдруг остановилась, оглянулась и внимательно посмотрела в сторону Ворчала, после чего зашла в дом. Ворчале от этого взгляда стало как-то не по себе. «Вдруг она услышала? Внучка всё же! А я так громко подумал! Иван я, а не Ворчало! Со всеми последствиями!»
Встряхнув головой, избавляясь от минутного замешательства, наш детектив вышел из своего укрытия и интеллигентной, гуляющей походкой направился к срубу.
Перед тем, как войти, Ворчало приготовил приветливую улыбку.
Перешагнув порог, вскинул взгляд снизу вверх и… никого не увидел!
Комната была пуста!!!
Ключи лежали на видном месте: на кушетке.
На столе – обед.
Телевизор – включен.
От обеда шел густой и вкусный запах.
А в комнате никого не было!!!
НЕ БЫЛО!!!

Ворчало так и остался стоять: с глупой, но приветливой улыбкой.

По телевизору показывали прямую передачу из космоса. Космонавт через иллюминатор навел свою видеокамеру на землю.
Ворчала охватило непонятное чувство.
Странно ощущать, что находишься там, на далекой планете, и одновременно тут, рядом с телевизором, на той же планете!
А сам видишь землю, на которой и находишься!
Со стороны!

Стало даже жутковато от этой путаницы.
Кто же мы такие?

После изысканного и сытного обеда наш герой решил обидеться.
И покинуть загадочную Хозяйку.

Как решил, так и сделал.

Грустно было покидать этот гостеприимный дом. Ворчало прекрасно понимал, что побывал в сказке; понимал, что такое бывает только раз в жизни и то далеко не у всех!
Однако повода для того, чтобы остаться, он не находил.
И никто даже не намекнул…

Долго наш путешественник бродил по лесу, стараясь найти дорогу домой. Ничего не выходило. Возможно, потому, что домой не очень-то хотелось.
Начинало темнеть.
«Придется все же ночевать в лесу», – безразлично подумал Ворчало. Ему было все равно. «Ну, в лесу так в лесу. Какая теперь разница! Вот буду бродить по лесу, пока не свалюсь без сил. А потом меня съест медведь».
Кусты пару раз попытались выцарапать глаз, корни деревьев подставляли подножки, и приходилось шлепаться на четвереньки. Упорно пробивался Ворчало сквозь чащу в темноте, не имея ни малейшего представления, куда идет. Наконец ему повезло: проломившись через очередной куст, он оказался на полянке, посередине которой стоял небольшой сруб. Избушка имела три окошка на три стороны света.
За приоткрой дверью угадывался уют. Уют соблазнял.
«Чем дальше в лес – тем ближе вылез! Хи-хи-хи! Нда-а-а.
Ну и пусть! Ну и ладно! Зато высплюсь на кушетке! И вкусно поем! Вот!»
В предвкушении салатов и разносолов Ворчало резко толкнул дверь и зашел в избу, как к себе домой.

Ужина на столе не было.
За столом сидела Хозяйка…

– А где ужин? – ляпнул Ворчало.
– Милости просим. А Вы не против откушать вместе со мной? Я тоже еще не ела.
– Я… Простите… Я не хотел. Я опять заблудился… Здравствуйте. Можно я войду?
– Право, Вы слишком взволнованы. Поверьте, для этого решительно нет никаких причин. Приведите себя в порядок и успокойтесь. А я пока накрою ужин. Умывальник рядом с сараем.

Ворчала как ветром сдуло.

Остервенело разбрызгивая ледяную воду, он потихоньку стал приходить в себя. И никак не мог реконструировать в сознании лицо Хозяйки. Понимал только: оно его поразило. Но чем?
«За ужином разберусь», – уговорил сам себя.

Наплескавшись и причесав мокрый хвост, Ворчало решительно развернулся в сторону дома и… чуть не сбил с лап Хозяйку, которая, улыбаясь, стояла за его спиной с огромным полотенцем.

Стол уже был накрыт.
Стоит ли говорить о качестве ужина и сервировки?
Любопытно было другое!
Любопытно, когда Хозяйка успела сварить крабов?!!   !!!

Надутый и чопорный, Ворчало сидел как на приеме у посла. Он судорожно вспоминал правила этикета, которым его учили в далеком детстве родители.
Хозяйка представилась Марией Ивановной Толстой. Это толстое и неповоротливое «Мария Ивановна» никак не укладывалось в голове и жило само по себе, совсем не задевая прекрасного создания, сидевшего напротив Ворчала.
(Независимо от того, как он называл её вслух, про себя, внутри, там, где никто не мог покопаться, получалось только «Маша» или «Машенька».)
Машенька говорила с достоинством, спокойно и красиво. Это вносило в разговор определенную холодность и дистанцию. Сидела она за столом подчеркнуто прямо, кушала не торопясь и очень элегантно.
Ворчало вконец засмущался.
Неожиданно для себя самого он понял, что так поражало его в лице Маши.
Взгляд!
И дело было не в самих глазах, а только во взгляде.
Проявлялось это нечасто и на мгновение.
Но увернуться – невозможно.
Как, к примеру, от фотовспышки.

Гипотеза № 73. (Можно не читать. Известно, любая гипотеза занудна.)

Начнем с того, что «Инстинкт № 1» это «инстинкт выживания вида». В наше, конкретном случае – всего хвостолапства в целом.
Допустим, что во всех хвостолапах с рождения заложен приборчик: «хорошометр» (его с одинаковым успехом можно назвать и плохометром, и пофигометром, кому как нравится). Этот приборчик один раз и навсегда настроен и отградуирован Инстинктом № 1, причем, в изначальные настройки мы влезть не можем, даже нечего и стараться. На вход в этот приборчик запихивается любая информация обо всем, что происходит (ило) вовне и внутри нас, включая генетическую память.
Так.
Давайте, для простоты, на примере: Вы на вечеринке случайно встречаетесь с загадочной Незнакомкой…
Все происходящее очень быстро пережевывается хорошометром и на выходе вываливается нечто, заставляющее Вас немедленно действовать, причем вопреки всякой логике! В результате получаете: или тоску (хоть в петлю лезь), или розовые очки (начинаете прыгать, как кузнечик, вытворяя невесть что). Или, если повезет, (что бывает крайне редко) Вам будет ровно посередине, то есть «никак» (читай: «пофигу»).
Но вот незадача! В любом случае Вы будете действовать не в своих (личных) интересах, а в интересах всего рода хвостолапского! И это заслуга гада хорошометра!
Нда-а-а!
Надувательство сплошное!
В чем?
Да в том, что по команде хорошометра мы можем даже переступить через Инстинкт № 2 (сохранение собственной жизни)! Не говоря уже о таких мелочах, как (например) уйти от жены и троих детей к какой-то вздорной, да еще и совершенно незнакомой женщине, и быть счастливым при этом! И все потому, что так надо Инстинкту №1 !!!
В результате – дитя. Здоровенькое и жизнерадостное! И опять все по кругу…
А как же я? А моя жизнь, мои интересы?
Да никого не волнует.
Всем пофигу.
Особенно хорошометру.
Мда-а-а...
И только так мы (все вместе) сможем выжить и жить много тысячелетий...
У-у-у!
Как все запутано и страшно!..

Но есть и другие гипотезы на эту тему. Например такая:

Гипотеза № 54.

Вот на окне раздвинув шторы,
Чтоб заглянуть в прозрачность дня,
Мы на глаза надели шоры -
Зачем расстраиваться зря.

Ведь мир куда как интересней
В прекрасных розовых очках,
Где стон и крик услышан песней,
В паденье виден только взмах!

Завуалирована слабость,
Подретуширована боль,
В одну заученную радость
Так, что засахарилась соль.

И нарисованы улыбки
На гуттаперчевых устах
Не допускаются ошибки,
Не распинают на крестах…

И жизнь (что голому рубаха),
И ближе к телу, и своя -
Спокойно доведёт до праха,
Стрелой асфальтовой скользя…

Но станет приторна услада,
И обессоленного жаль,
Когда закончится помада,
Когда износится вуаль…

Но в данном случае, по моему, имеются в виду очки, которые напяливаешь сам.
А там их тебе напяливают – хош не хош.
Или тоже сам?
А тут не сам?
Черт, совсем запутался!
Разбирайтесь без меня со своими очками и хорошометрами…
Оставте меня в покое!
Мда-а-а, все же нечестный этот парнишка – Купидон…

Наставление № 37. (Обязательно прочитайте, оно короткое.)
Лучше не связывайтесь с этим «с Первого взгляда», а так же и со Вторым и с Третьим… если хотите побольше и покрасивее себе на уме прожить.
Если сможете.

Ужин прошел великолепно: доставил Ворчале огромное удовольствие и массу впечатлений, несмотря на состояние столбняка, из которого ему так и не удалось выйти. Маша с пониманием относилась к этой проблеме и тактично помогала Ворчале плавно выходить из идиотских ситуаций, которые он сам себе и создавал за столом.
В процессе общения Ворчало выяснил, что Маша сбежала от суеты, находится на отдыхе, и что она очень устала от постоянного калейдоскопа чужих фигур, мыслей, морд, глаз, платьев, лбов, костюмов, свитеров и слов.
И еще Ворчало выяснил: к нему сие не относится, поскольку: «Одиночество восхитительно и прекрасно, при условии: если это можно с кем-то обсудить».

После ужина Маша играла на клавикордах. Мелодии были непривычны и незнакомы. Ворчале понравился вальс, и он попросил Машу сыграть еще.
От вальса ползли мурашки по телу.
Вальс все время старался залезть куда-то, и поглубже.
И хотя Ворчало только слушал, ему казалось: он кружится с Машей по всей поляне, осторожно касаясь её лапки. И все внимание приковано только к этому легкому, как вздох, прикосновению.

Настало время устраиваться спать. Растянув на полкомнаты ширму, приглушив свет, Маша упорхнула на свою половину и зашуршала там платьем и еще чем-то загадочным. Потом улеглась и притихла.
– Ворчало, Вы спите?
– Кажется, нет.
– Вы любите цветы?
Ворчале очень захотелось обмануть и сказать «да», но он не посмел и ответил честно:
– Я люблю отвертки и паяльники.
– А дарить цветы Вы любите?
– Дарить люблю.
– Тогда завтра подарите мне цветы, раз тут нет отверток и паяльников.

Ворчало еле сдержался, чтобы не вскочить и не побежать на полянку,
и при свете зажигалки нарвать всего, что попадется под лапы,
и этой охапкой живых цветов и листьев забросать Машу…
Всю.
А потом самый красивый и большой цветок отдельно, торжественно ( ! ) отдать ей!
(Банальное решение.)
Вместо этого он уткнулся носом в подушку (на этот раз подушка пахла хвоей) и, чтобы поскорее наступило утро, немедленно заснул.
(Не банальное решение.)

Утром, перед самым пробуждением, ему приснился стишок:

Вальс заигрывает со мной
– Музыкой.
В вальсе стройной звенит струной
– Музыка.
Вальс кружится над гордыми елками
– Музыкой.
Вальс на кончиках лапки иголками
– Музыкой.

Но когда Ворчало проснулся, то стишок забыл.
Вы же знаете, сны, которые приходят перед пробуждением, не запоминаются.

Прошло несколько лет.

Как-то весной Тати заманила Ворчала в Титаковскую Галерею для повышения культурного уровня. Если Тати решила что-либо повышать – сопротивляться этому опасно.
Одуревший от обилия шедевров, Ворчало безвольно тащился за ней из зала в зал.

Войдя в зал номер семь на втором этаже, Ворчало тупо осмотрелся и вдруг замер.

Напротив висела картина.
С картины на него смотрела Маша.
Маша улыбнулась. (Или это только показалось ему? Как знать!)
Ворчало незаметно ущипнул себя. Очень неудачно ущипнул – слишком больно.
Машинально опустив глаза, прочитал на маленькой табличке:

«    В. Боровиковский.
      Портрет М. И. Лопухиной.
      Тысяча семьсот девяносто седьмой   ».

Экскурсовод за спиной заученно рассказывала:
– Княгиня М. И. Лопухина умерла совсем молодой, через год после свадьбы. Портрет был написан, когда она еще была восемнадцатилетней графиней Марией Ивановной Толстой…

Продолжение следует.
Точнее, скажем так: «Продолжение обязательно должно быть»…
И даже если не с Ворчалой, то с кем-то из Вас…
Просто зайдите в зал номер семь на втором этаже и
посмотрите внимательно в глаза Маше.
Только очень, очень внимательно посмотрите…