Cool Folders ® :: Форум ПроСти :: Авром Тайц и Клим Ворошилов

1. ===============

Вспоминаю портрет из школьного учебника по истории СССР: военный человек с благородной сединой на висках, в портупее, с большими пятиконечными звездами на ромбовидных петлицах и несколькими орденами на груди. Вообще-то сначала людей с маршальскими звездами в учебнике было пять и все они проходили по разряду легендарных героев гражданской войны. Но потом в газетах и по радио объявили, что трое из пятерых вдруг оказались немецко-японскими шпионами и, вдобавок ко всему, еще и отъявленными троцкистами. Учительница приказала заклеить портреты врагов народа квадратами из плотной черной бумаги, ею же самой и принесенными. Кроме того, она продиктовала нам номера страниц учебника, где упоминались заклееные маршалы - Тухачевский, Егоров и Блюхер, - и распорядилась тщательно вымарать чернилами их фамилии. Зато после учиненной в учебнике экзекуции два оставшихся невредимых полководца, Ворошилов и Буденный, стали в наших глазах еще легендарней.
О Буденном мы поговорим как-нибудь в другой раз, если представится случай. В моем же повествовании, как читатели уже поняли из заголовка, речь пойдет о Климе Ворошилове. Но и это тоже несколько позже, ибо сейчас на арену выходит главный герой - Авром Тайц по прозвищу Авремл-Пустослов. Тоже, между прочим, по-своему легендарная личность, хоть и в масштабах местечка.

2. ===============

   Тайц был маленький хриплоголосый человечек с лиловым родимым пятном во всю щеку. Ходил он в синей полувоенной униформе, в сапогах и фуражке сталинского образца. Костюм дополнялся широким командирским ремнем со сверкающей бляхой. На груди, и слева, и справа, располагалось великое множество всевозможных значков и жетонов.
   Прозвище свое Авремл-Пустослов получил потому, что был записным местечковым оратором. Впрочем, возчик почты Эле Азаркевич называл его несколько иначе: "наш Цуцрон". Не было ни одного митинга, ни одного собрания, где Тайц не выступил бы с пламенной речью - будь то открытие животноводческой ярмарки, слет юных пионеров района или собрание цыган, на котором местные власти призывали их перейти к оседлому образу жизни и организовать свой, цыганский колхоз. Как свидетельствовали очевидцы, на этом собрании Тайц обращался к своим слушателям так: "Хавейрим цыганим!"
   Помимо всегдашней манеры влезать в чужие разговоры, числилась за Тайцем и такая, известная всему местечку привычка: встретив на улице знакомого человека, он останавливал его, произносил скороговоркой всегда одну и ту же фразу: "Ну, что поделывает еврей? Что слышно? Все в порядке? Очень хорошо!" - и тут же с важным видом шествовал дальше, ничуть не интересуясь ответом. Единственный человек, к кому на моей памяти Тайц никогда не обращался со своими вопросами, был мой дед Менахем-Мендл. Более того, увидев идущего ему навстречу деда, тут же переходил на противоположную сторону.
   Когда однажды я спросил у деда о причине столь странного поведения нашего знаменитого местечковорго оратора, он только усмехнулся:
- Если тебе интересно - спроси у него сам.
   Тогда я задал тот же вопрос бабушке. Она рассмеялась и посоветовала обратиться к приятелю деда реб Берлу Хейфецу - он знает эту давнюю историю во всех подробностях.
   А история, оказывается, вот какая - я о ней, кстати, однажды уже упоминал.
   Как-то Тайц, встретив на улице деда, произнес, как всегда свое традиционное: "Ну, что поделывает еврей? Что слышно? Все в порядке? Очень хорошо!" И уже повернулся спиной, чтобы идти дальше, - но не тут-то было! Менахем-Мендл, под метр девяносто, с большими, тяжелыми руками, развернул Тайца к себе лицом, крепко ухватил за плечи и не отпускал до тех пор, пока не сообщил Авремлу-Пустослову - обстоятельно, не торопясь, во всех подробностях, - как идут дела в огороде, какие нынче виды на урожай овощей и что слышно в этом году о ценах на сено и дрова. Тайц только подергивал плечами, пытаясь освободиться, но это ему так и не удалось: они с дедом, как теперь принято выражаться, были в разных весовых категориях. Пришлось "нашему Цуцрону" выслушать все до конца...

3. ===============

Теперь, с вашего разрешения, мы вернемся ко второму фигуранту заголовка этого очерка - к маршалу Климу Ворошилову.
Во всех энциклопедиях и справочниках написано, что родился наш, как пелось в одной из песен, "луганский слесарь, боевой нарком" в феврале 1881 года. Стало быть, в феврале сорок первого ему исполнилось шестьдесят, что и было с великой помпой отмечено на страницах газет и в радиопередачах. Из всей этой словесной мишуры мне почему-то запомнились несколько строк из "Известий" (других газет дед не читал), из стихотворного опуса Лебедева-Кумача:

Оружия красного слава
Звездою над миром блестит.
Советская наша держава
"Спасибо" тебе говорит.
Песней благородною,
славой всенародною
Прозвучи над Родиной
здравица эта:
Первому и старшему
боевому маршалу
Климу Ворошилову
многая лета!

   Я не стал бы столь подробно останавливаться на юбилее "первого и старшего", если бы в дело не вмешался мой одноклассник Гиля - родной племянник Тайца, всегдашний выскочка и такой же неисправимый болтун, как и его дядя. Похоже, у них это было наследственное.
   Так вот, в тот памятный день старшая пионервожатая Хава объявила, что после уроков у нас, как писали в старину, имеет быть общешкольный пионерский сбор, на котором сначала она сама выступит с докладом, посвященным шестидесятилетию со дня рождения верного соратника нашего великого вождя и учителя товарища Сталина - Климента Ефремовича Ворошилова, а затем очень важное сообщение сделает Гиля.
   Все прошло, как по-писаному.
   Выйдя на трибуну, Гиля сказал, что по поручению дяди, одобренному райкомом партии, он предлагает послать "первому красному офицеру" приветствие - от имени всех пионеров нашей школы. После этого он процитировал две начальные строчки из стихотворения Лейба Квитко: "Климу Ворошилову письмо я написал: "Товарищ Ворошилов, народный комиссар...", крикнул на весь зал: "Да здравствует великий друг всех пионеров товарищ Сталин! Ура!" - сам первый зааплодировал. Нет, что ни говори, но не случись потом то, что случилось со всеми евреями через год, - был бы у Авремла-Пустослова достойный продолжатель...
   На следующий день в класс принесли приветственное письмо. В присутствии старшей пионервожатой Хавы началась торжественная церемония: каждый собственноручно расписывался там, где указывала Хава, отдавал пионерский салют и передавал ручку следующему. Меня и моего приятеля Витю к столу почему-то не пригласили. Отводя взгляд, Хава сказала, что она все объяснит потом. Но еще раньше проболтался Гиля: оказывается, его дядя сказал Хаве, что как коммунист он не советовал бы ей давать на подпись приветственное послание тем, у кого родители арестованы, как враги народа. В нашем классе таких оказалось двое: сын бывшего секретаря исполкома Неймана и сын бывшего командира Красной Армии Чернякова.
   Домой со сбора я вернулся, с трудом сдерживая слезы. Бабушка и дед молча выслушали мой рассказ.
   Молчание прервал дед. Он встал и распрямился, резко ударив по столу своим пудовым кулаком.
- Я пойду сейчас в Боркину школу (он называл меня Борка) и скажу этой большой умнице Хаве, что я о ней думаю. И о Тайце тоже.
- Мендл, - сказала бабушка твердо и решительно (она очень редко прибегала к такому тону), - сядь и успокойся. Ты, наверное, забыл, какое сейчас время? Так тебе об этом напомнят в том самом месте, куда Тайц, как говорят в местечке, иногда носит свои сообщения. Ты этого хочешь?
   Дед походил по комнате, сел в свое кресло, поставил меня перед собой и, отчеканивая каждое слово, произнес, глядя мне прямо в глаза:
- Твой отец - честный человек, что бы тебе о нем не болтали. Ваша умница Хава поет с чужого голоса, а Тайц... Знаешь, как говорил мой отец и твой прадед реб Велвл, всем нам на долгие годы? Он говорил так: "Когда дурак молчит - это хорошо. Когда он раскрывает рот - это уже много хуже, но можно пережить. Самое же большое несчастье - это когда дурак решает заняться делом". А твой другой прадед, реб Исаак, тоже всем нам на долгие годы, говорил: "В голове нет - из задницы не добавишь".

4. ===============

   В самом конце июня сорок первого на станцию подали эшелон - несколько пассажирских вагонов вперемешку с теплушками. Милиционеры ходили по домам, предлагали грузить домашний скарб и двигаться на восток, в сторону Смоленска. Для скота можно использовать теплушки. Наш старый знакомый, милиционер Титаренко, убеждал деда:
- Мендель Вульфович, немцы близко! Вы же грамотный человек, читали, что они делают с народом, особенно с евреями. Уезжайте!
   Дед сказал, что он слишком стар, чтобы сниматься с насиженного места, бросить дом, в котором родился. К тому же у него очень болели ноги. Что будет, то будет.
   Бабушка плакала.
   На следующий день, когда погрузка была почти закончена и эшелон должны были вот-вот перегнать с запасного пути на основной, на станции появился Авремл-Пустослов. Он расхаживал вдоль вагонов, заполненных людьми и домашним скарбом, вдоль теплушек с мычащим скотом, и надрывно кричал:
- Люди, не надо паники, не надо паники! Вы что, с ума все посходили?! Куда вы едете, люди? Вылезайте, говорю вам, и возвращайтесь в свои дома! Разве вы не слышали - сам товарищ Ворошилов на фронт приехал! Теперь немцам конец!
   ...Не знаю, кто сказал Тайцу, что на Западный фронт прибыл Ворошилов, - по-моему, его там и близко не было. Бывал он где-то на других фронтах, благополучно проваливал одну военную операцию за другой, вроде той, что проводилась осенью сорок первого под Ленинградом. Как выяснилось позже, "сталинский нарком" оказался на поверку бездарным полководцем, которого Сталин по заслугам шпынял и третировал.
   Не знаю, добрался ли до места назначения тот эшелон. Одни говорили, что добрался, другие - что немецкие самолеты разбомбили его где-то под Ярцевым.
   Не знаю я и того, сколько моих земляков все же уехало, а сколько оставили эшелон. Наверняка знаю одно: евреи, поверившие Тайцу и вернувшиеся в свои дома, вот уже пятьдесят четыре года лежат в братской могиле на краю местечка. Среди них и Гиля, племянник Тайца, и сам Авром Тайц по прозвищу "Авремл а пустэ ворт", что в переводе с идиша и значит Авремл-Пустослов...