Cool Folders ® :: Форум ПроСти :: Пир под носом у ЧеКи

ПИР ПОД НОСОМ У ЧЕКИ
(По пушкинской трагедии «Пир во время Чумы»)

Всем нам стоять на последней черте,
Всем нам валяться на вшивой подстилке,
Всем быть распластанным с пулей в затылке
И со штыком в животе.
(Максимильян Волошин)

Улица в Одессе. Накрытый стол. Несколько пирующих босяков с подругами.

МОЛОДОЙ БОСЯК
Премного уважаемый Пахан! осмелюсь я напомнить
О кореше, довольно нам знакомом,
О том, чьи байки, песни, хохмыи приколы
Застольную беседу оживляли
И разгоняли шухер, коей ныне
ЧеКа, зараза, всюду насылает
На самые блестящие умы.
Тому два дня как все мы угорали
С его рассказов; невозможно быть,
Чтоб мы в своем веселом пированье
ЕГО забыли! Его нары
Стоят на киче, будто ожидая
Сидельца - но откинулся уже
Он в хладные подземные жилища;
Хотя красноречивейший язык
И на суде б еще не умолкал,
Когда бы состоялся суд...
Но много нас еще живых, и нам
В депрессию впадать причины нет. Итак,
Я предлагаю вмазать в его память
С веселым звоном рюмок, с восклицаньем
Его любимым «в рот его чих-пых!»,
Как если б был он здесь.

ПАХАН
Его забрали первого из нас.
Пускай в молчании мы выпьем в честь его.

(Все пьют молча)

ПАХАН
Твой голос, милая, выводит звуки
Тюремных песен с диким совершенством!
Спой, Мурка, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от застолья
Был отлучен судебною повесткой.

МУРКА
(поет)
Было время, процветала
В мире наша сторона:
Братья скромно воровала
И гуляла до пьяна.

Все прошло... При Новой власти
Нужда, голод настает -
Вор на дело не идет:
И кому же в ум взбредет
У голодных еще красти!

И «малина», как жилище
Погорелое, стоит, -
Воет ветер на кладбище
И тюремный сторож бдит.

Уркаганы всем кагалом
В мрачный сведены подвал –
В куртке кожаной, с наганом
Сатана там правит бал!

Что ни день – к расстрелу возят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Миновать сей чашей их.

Если срок мне припаяют
Рано утром, по весне;
И облают и охают
Как в бреду, как в страшном сне...

(внезапно вскрикивает, как безумная, и поет исступленно)

Мамочка-мама! Прости дорогая,
Что дочку-воровку на свет родила!
С вором ходила,
Вора любила,
Вор воровал – воровала и я!

(снова успокаивается и поет уныло и протяжно)

Если дальняя дорога
Вдруг мне выпадет в тайгу,
В дом казенный, до острога
По сугробам, сквозь пургу –
Побожись не приближаться
К месту, ставшем мне тюрьмой,
У ворот не ошиваться –
Будь издалека со мной.
И потом ищи забвенья,
Ляг на дно куда-нибудь,
Где б ты мог, забыв мученье,
Оттянувшись отдохнуть.

ПАХАН
Благодарим, задумчивая Мурка,
Благодарим за жалобную песню!
В сей мрачный год ЧеКа, как видно,
И ваш Ростов, наш город-побратим,
Своим набегом диким посетила,
Оставив злую память о себе
В какой-нибудь простой шансонной песне,
Унылой и приятной... Hет, ничто
Так не печалит нас, когда мы на свободе,
Как томная, из сердца песня о тюрьме.

МУРКА
О, если б никогда я не певала
Вне общества подельников моих!
Они свою любили слушать Мурку,
Хотя мой голос слаще был в то время:
Он был почти как у Успенской Любы.

ЧУВИХА
Такие голоса теперь не в моде!
Но все ж есть лохи: рады таять
От этих голосов и слепо верят им.
Она уверена, что вой слюнявый
Ее неотразим - а если б то же
О хромой походке думала своей,
То, верно, все бы танцевала.
Пахан хвалил ростовских блеянье красавиц:
Вот она и расстоналась. Ненавижу!

ПАХАН
Ша, босяки: я слышу стук колес!..

Едет телега, наполненная арестантами. Красноармеец управляет ею.

ПАХАН
Ага! Чувихе дурно!
А я-то думал, судя по базару,
Что в ней мужское сердце.
Но так-то - нежного крутой слабее:
Страстями он томим и ужас в нем гнездится.
Налей ей, Мурка, коньяку.
Что, оклемалась?

ЧУВИХА
(приходя в чувство)
Ужасный черт приснился мне:
Весь грязный, косолапый...
Меня манил в свою он каталажку. В ней
Сидели зэки - и лепетали
Ужасную, неведомую феню...
Скажите: было то во сне или в натуре?
Проехала телега или нет?

МОЛОДОЙ БОСЯК
Ну, ну, чувиха!
Развеселись - хоть улица вся наша
Приют пиров в красавице Одессе,
Но знаешь, эта чёртова телега:
Её мы «Черным Вороном» зовем -
Имеет право всюду разъезжать.
Мы пропускать ее должны,
Коль сами не хотим в ней оказаться.

Премного уважаемый Пахан!
Для пресеченья обмороков
И бабских склок спой ты нам песнь –
Не грустию шансонной вдохновенну,
Но бодрую и радостную песнь,
Рожденную на стройке комсомольской!

ПАХАН
(брезгливо)
Таким я песням не обучен,
Но спою вам гимн я в честь ЧеКи.
Я написал его
Прошедшей ночью. Слушайте ж сюда!

ВСЕ
Гимн в честь ЧеКи! прекрасно! bravo! bravo!

ПАХАН
(поет)
Когда колымская Зима,
Как Дед Мороз, ведет сама
На нас косматые ОМОНы
Своих морозов и снегов, -
Навстречу ей шумят притоны,
И весел зимний жар пиров!

Царица грозная ЧеКа
Теперь идет на нас сама:
Кровавым зарится окладом
И к нам в окошко день и ночь
Стучит винтовочным прикладом...
Что делать нам? и чем помочь?

Как от проказницы Чумы,
Запремся также от ЧеКи:
Зажжем огни, нальем бокалы,
Утопим весело умы
И, заварив пиры да балы,
Восславим царствие ЧеКи!

Есть упоение в бою,
Когда лицом к стене стою:
В холодном лязганье затворов,
В мандрАже и в команде «Пли!»
И в чудных на стене узорах
С мозгами смешанной сопли...
На дыбах пыточных подвалов,
Где корчатся бунтовщики,
В допросах, шмонах и облавах,
И в даже в царствии ЧеКи!
Все, все, что вышкою грозит,
Для зэковской души таит
Неизъяснимо наслажденье -
Амнистий, может быть, залог!
И счастлив, кто вне заточенья
Их обретать и ведать мог.

Итак, - хвала тебе, ЧеКа!
Нам не страшна твоя рука!
Нас не смутит твое призванье!
Мы смерть встречаем налегке!
И девы Мурки пьем дыханье,
Быть может... служащей в ЧеКе!

входит старый каторжанин

КАТОРЖАНИН
Не по понятьям пир! Безумцы, отморозки!
Вы пиршеством и песнями шансона
Ругаетесь над мрачной тишиной,
ЧеКой распространенною повсюду.
Весь в ужасе от «Черных ВоронОв»
Хаваюсь я, бледнея, на кладбище,
А ваши ненавистные попойки
Стремают тишину и только
Ненужное вниманье привлекают.
Когда бы стариков и жен стенанья
Не оглашали бы дворов расстрельных,
Подумать мог бы я, что суки
Невинный дух законника терзают
И в тьму тюремную тащат со смехом!

НЕСКОЛЬКО ГОЛОСОВ
Он мастерски базарит, старый хрыч!

КАТОРЖАНИН
Вас заклинаю воровским Законом,
Святым (хоть и неписаным) для нас! -
Прервите пир похабный! Кочумайте!
Ступайте по домам!

ПАХАН
(язвительно)
В домах у нас засады.

КАТОРЖАНИН
Ты что ли здесь Пахан? Ты ль самый тот,
Кто три тому недели
Труп матери, рыдая, обнимал
И бился с воплями об стенку головою?
Иль думаешь, она не плачет от стыда,
С небес взирая на пирующего сына,
Поющего срамные песни
В компании с дворовой шелупонью,
В обнимку с девкою гулящей?
Ступай за мной!

ПАХАН
Какого ляда
Приходишь ты меня тревожить?
Не могу, не должен
Я за тобой идти: я здесь удержан
Отчаянием и предчувствьем страшным,
Сознанием, что вне закона я!
И ужасом ареста моего,
Который меня дома поджидает...
Тень матери не выцепит меня
Отсель. Иди же с миром.

КАТОРЖАНИН
Маруси чистый дух тебя зовет!

ПАХАН
(не шутя)
Клянись же мне, с поднятой к небесам
Увядшей, бледною клешнею –
Оставить имя навсегда ее в покое!
О, если б от очей ее бессмертных
Скрыть это шоу трансвеститов!
Меня когда-то
Она считала чистым, гордым, вольным -
И знала рай в объятиях моих,
И не ворчала, если я ее «учил»...
Где я? Святое чадо света! вижу
Тебя я там, куда мой падший дух
Не досягнет уже ни за какие деньги...

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС
Всё, белая горячка, -
Он бредит о расстрелянной жене!

КАТОРЖАНИН
Пойдем, пойдем...

ПАХАН
Папаша, ради бога,
Оставь меня! Отзынь!

КАТОРЖАНИН
И шут с тобой!
Прости-прощай, мой сын...

Уходит. Пир продолжается. Пахан остается совершенно убитый и погруженный в глубокую задумчивость.