Blackhawk
|
Дата : 01-01-09, Чтв, 16:02:15
Для меня, самое удивительное в этой повести это то, что все её персонажи - реальные люди. Поэтому традиционного предупреждения о том, что всё выдумано и совпадения случайны я делать не буду. Впрочем, как и комментировать вопросы, направленные на уточнение места и времени действия. Что сказано - то сказано и добавить мне нечего.
ЧАСТЬ I
Мне привиделся дождь.
Он стекал по стеклу.
Он стекал по стеклу.
Тень сожженного лета.
Мне привиделся дождь.
Он летел в никуда.
Он летел в никуда.
Словно с прошлым карета.
Дождь.
Я слышу, как он шуршит на крыше, я вижу, как он каплями стекает по хвое, я чувствую, как он гуляет по опавшим листьям в ночном лесу. Я живу в нём. Что поделать? Сентябрь.
За те полгода, что я поселился в этих краях, я видел дождь разным.
Весной, молодым, задорным, в буйстве настроения. Дарующим жизнь лесу, подснежникам, лесным фиалкам, орешнику, дикому горному чесноку – черемше.
Летом, проносящимся ливнем, играющим своей силой, переполняющим мутной водой речушку, внизу в долине и заставляющим ручьи верить в то, что они также могут быть маленькими речками.
И вот сейчас, осенью - в предчувствии ещё далёкой зимы, вспоминающим свою молодость и зрелую пору. Но уже грустным.
Мои взаимоотношения с дождём разнообразны.
Бывает, по вечерам, заварив себе кофе, я сижу у дисплея и читаю. Булгаков, Вересаев, Паустовский, Бунин, Куприн. Иногда, выключив свет и оставшись только в бледно-голубом свечении экрана, пытаюсь сам писать. Но мучить себя воспоминаниями или утомлять фантазиями не особенно получается. Правду говоря – не пишется.
Изредка, поскольку я знаю, куда ведёт эта дорога, облачившись в натовскую "непромокашку" и запасшись бутылкой спиртного, я сажусь под навесом веранды и наблюдаю за дождём. Медленно подступающее опьянение, обостряет восприятие и придаёт воспоминаниям более эмоциональную окраску. Всё кажется не таким, каким оно есть на самом деле. Хотя какое оно есть - не знает никто, потому что всё пропускается через призму восприятия. Которое может быть искажённым. Или, вообще, любым.
Вот и сейчас, когда невидимый из-за туч, закат отыграл своё и вечерний мокрый холод проползает через свитер, я сижу на веранде и думаю: как всё же невероятно то, что я оказался здесь.
* * *
Последние 10 лет я прожил на Ближнем Востоке. В самом жерле этого вулкана. В Израиле.
Для того чтобы там жить, там надо родиться. Все остальные варианты – это импровизация и игра случая. После первых двух лет суеты, беготни, стрессов и поисков своего места в этом обществе, я зажил жизнью таких же, как и я – покинувших территорию, когда-то называемую Советским Союзом. Точно также я работал, часами ездил на автобусах, был должен банку и кредитной компании, выплачивал ссуды, ждал очередную зарплату, чтобы прикрыть дыры в бюджете и раз в год, кое-как, проводил коротенький отпуск в какой-нибудь Турции или Греции.
Растил сына. Пережил его подростковый возраст, что стоило недёшево моему здоровью и материальному положению. Проводил его в армию. С нетерпением ждал его домой, готовил какое-нибудь его любимое блюдо. Смотрел, как он торопливо ест. Радовался тому, что ему нравилось, как я готовлю. Опять провожал его на базу в пустыню и опять ждал. Мечтал о том, как после армии, он найдёт работу, устроится, обзаведётся семьёй и я, буду помогать ему, чем смогу. Думал, что судьба как-то компенсирует нам то, что мы пережили.
Как водится, ничего из того, что я себе нафантазировал, не произошло.
Отслужив и отгуляв положенный отпуск, сын уехал к друзьям в Канаду. Через полгода я понял, что он не вернётся. Никакая электронная почта и телефонные переговоры не могли восстановить жизненной нити. Тем более, что связываться мы стали всё реже и реже. У него была своя новая жизнь и моё место в ней - почти не просматривалось.
На первых порах, впервые за много лет, я пробовал жить в своё удовольствие. Оказалось, что это не так просто. Друзьями я не обзавёлся, да и сделать это было затруднительно. Женщины? За эти годы их несколько промелькнуло через мою жизнь, но я так и не понял, чего именно они хотели. На роль содержателя я не годился, а что-то другое – не связывало.
Наступил момент, когда я увидел всё, что будет дальше. Ещё полтора десятка лет и придут болезни, подступит страх старости и жизни с вечной болью, врачами и таблетками. Потом - дом престарелых и вход в тоннель. Без выхода. Впрочем, это "пророчество" – безотносительно к стране проживания и носит общий характер.
Ко многому я не мог привыкнуть там и не привык бы никогда. Кроме того, я знал, что навсегда останусь для местных - "русским" с неистребимым акцентом из-за неспособности произносить гортанные звуки, празднующим новый год в декабре, а не так, как принято, в сентябре и отмечающим вообще непонятный день календаря – 9-е мая. Ну, не моё это всё было. Не моё. Чужие люди, чужая страна. Адский климат, без весны и осени. Проблема была ещё и в том, что "своей" страны у меня уже не могло быть по определению.
Толчком к изменению моего состояния динамического равновесия стал, казалось бы, незначительный эпизод.
Задание у меня было простым: провести идентификацию контроллеров в трёх моделях кондиционеров. Для этого кондиционеры необходимо было разобрать, вытащить платы этих самых контроллеров, убедиться в том, что критические компоненты те же, что указаны в протоколе европейской испытательной лаборатории, плюс всё сфотографировать, плюс убедиться в идентичности компрессора и двигателей. По окончании работ – всё собрать, как было. Обычная трудоёмкая рутина. Раньше это всё делалось в лабораторных условиях, но в данном случае руководство решило пойти навстречу клиенту и работы провести прямо на месте – на оптовом складе.
К полудню, я достиг состояния, когда можно на себя взглянуть со стороны. В огромном, не вентилируемом ангаре, обливающийся потом, в пыли, отстегнув теплоизоляционный кожух на компрессоре, я пытался в нужном ракурсе сфотографировать Nameplate компрессора. Спины я уже не чувствовал. Ног – тоже. Вот тогда и постигло меня "видение". Бросить всё на хрен и уехать.
Эта новость рухнула на меня, как бетонное перекрытие. Мозг, поставленный перед необходимостью решать новую задачу, принялся интенсивно искать решение.
В сущности, ехать мне было некуда, кроме той территории, откуда я приехал. Поэтому в тот же вечер я позвонил Сане.
Мы были друзьями и вместе прошли по жизни около двадцати лет. Начиная с того дня, когда Саня пришёл к нам в эскадрилью и, заканчивая тем вечером, когда я на прощание помахал ему рукой из вагонного тамбура поезда Львов – Киев.
В начале 90-х, на заре Эпохи Большой Нелюбви, Саня оставил свой умирающий авиаремонтный завод и подался в частную фирму обыкновенным монтажником. Там он довольно быстро продвинулся, стал бригадиром, а потом и замом одного из директоров. Вместе с фирмой Саня пережил её взлёт и банкротство. Потом была другая фирма, потом было производственное объединение, в котором Саня возглавил одну из дочерних "фирмочек". Вся его деятельность крутилась вокруг строительства и связанных с ним работ. В целом, Саня обитал в сфере среднего и мелкого бизнеса. На жизнь ему хватало, а на много миллионные мега проекты он не замахивался, зная, чем они могут заканчиваться. Да и возможностей таких у него не было.
Мы перезванивались несколько раз в год и моему звонку Саня не удивился. Чего нельзя сказать о просьбе, подыскать мне жильё на время где-нибудь в уединённом месте. Он обещал перезвонить через неделю.
Основной проблемой в осуществлении моего замысла было, однако, не место проживания, а деньги. Наиболее простой путь к её решению – взять ссуду в банке и спрыгнуть с этого поезда. Но данный поступок был не в моих правилах. Я не собирался оставлять после себя кучу дерьма, так как не был до конца уверен в том, что уезжаю навсегда. Действовать я решил только легальными методами.
За десятилетие работы в условиях ближневосточного варианта рыночной экономики я не обзавёлся ни квартирой, ни машиной. Так что, продавать мне было нечего. Сбережений особых то же не было. Так, по мелочам: накопительная программа в банке, да выходное пособие при увольнении. Пенсионный фонд мог стать доступным только по прошествии трёх лет. Оставалось только ужаться в расходах.
Саня позвонил, как и обещал через неделю. После обмена традиционными общими фразами, наш разговор перешёл в деловое русло.
- Значит так, Серёга, - сказал Саня, - Есть два варианта. Первый. Я могу снять тебе однокомнатную квартиру, "кавалерку" в старом польском доме, в районном центре С. Ту, ты знаешь этот городишко. Не знаю, насколько это уединённое место, но глушь ещё та. Думаю, долларов за 100 – 150 можно будет договориться.
- А второй вариант? – спросил я.
- Второй вариант такой. Можешь взять у моей фирмы в аренду домик на бывшей базе отдыха "Сельмаша" в Форостове. Я пока его не видел, в каком он состоянии и вообще. Но такой вариант возможен. С "Сельмашем" я договорюсь – это мои проблемы.
- Так ты, что - выкупил у них базу? – задал я вопрос совсем не в тему.
- Да, нет! "Сельмаш" давно уже в состоянии агонии. Никак не закроются. Ну, ты сам, наверно, помнишь как это. Задолженность по зарплате в полгода, разворованные цеха, какая-то убогая приватизация. В общем, я с ними договорюсь. У них каждая копейка на счету. Живут, в основном, с аренды площадей. Не до отдыха им.
- Слушай, Саня, в этот вот вариант с домиком мне бы подошёл. Единственный вопрос, в каком он состоянии. Может там, и жить нельзя?
- Пока не знаю. На следующей неделе буду в тех краях по делам, заеду – посмотрю. Ты, вообще, когда к нам собираешься?
- Саня, скажу честно, я точно не знаю. Может через месяц, может через полгода.
- Как полгода? Не, так не пойдёт. Хотя бы приблизительно скажи, чтобы я знал как дела вести. Давай, что ли, договоримся на апрель. Если там ремонт придётся делать, то, как раз в апреле и можно начинать. Да и снег сойдёт уже. Хватит тебе времени до апреля?
Нет ничего хуже, чем принимать решения в ограниченное время. У людей постоянно работающих в таком режиме есть даже своё психическое расстройство. "Синдром менеджера" называется.
- Думаю, что хватит, - ответил я после паузы.
- Ну, вот и ладненько. Значит, будут у меня новости – я тебе перезвоню. Ты, конечно, тоже не пропадай. Пока.
Всё. Поезд пошёл.
В течение месяца я сменил место жительства. Теперь у меня была комната в трёхкомнатной квартире, которую мы снимали на пару с двумя студентами. Я продал компьютер и телевизор, ограничил себя в сигаретах и еде. Подогнал все дела на работе, стараясь не ввязываться в долгоиграющие проекты. Закрыл накопительную программу и перевёл деньги на открытый счёт.
Через два месяца, впервые за многие годы, я не только выбрался из банковского "минуса", но и стал обладателем некоторых накоплений.
За это время прояснилась ситуация с моим домиком. Правда, многое в этой ситуации для меня было непривычным. Оказалось, что я уже отвык от тех реалий.
Саня действительно побывал на базе и прислал мне пару фотографий моего будущего жилища. Сказать, что я был потрясён, значит не сказать ничего. Я помнил эту базу и в своих грибных походах пару раз в году проходил через неё. То, что я увидел на снимках, более походило на дровяной склад. В дощатом домике, в полтора этажа, отсутствовали двери и оконные переплёты, в нескольких местах отошла деревянная обшивка. По сути, это был просто каркас, остов дома.
Несмотря на удручающие, с моей точки зрения, результаты рекогносцировки, Саня был полон оптимизма. Он предложил следующий вариант. Я, как частное лицо, заключаю с его фирмой договор на ремонт домика. Это помимо арендной платы. Смету обговорим заранее. Сроки – тоже. Всё подгоним так, чтобы к моему приезду в доме можно уже было жить. Предоплату Саня не требовал, но несколько раз намекал на то, что подобная акция нисколько бы не помешала. Видимо, он просто не представлял себе, в каких условиях я жил.
Как это часто бывает у людей, по мере откладывания реализации принятого решения, сомнения в его правильности – нарастали. Несколько раз я мысленно спрашивал себя: что я делаю? И каждый раз уговаривал себя, что всё правильно. Если я не уеду, то буду потом упрекать себя же, почему этого не сделал, а если уеду.…Посмотрим.
В принципе оставалось сделать два дела: уволится с работы, дождаться выходного пособия и посетить посольство, чтобы подтвердить гражданство. Уволиться необходимо было не по собственному желанию, иначе я терял право на выплаты, а так, чтобы меня уволили. А посольство нужно было потому, что я не собирался проживать на избранной территории с просроченной визой.
Вопреки всем моим переживаниям, оба вопроса разрешились быстро и в мою пользу.
Первым делом я поехал в посольство. 150 долларов в шекелях, банк в соседнем квартале, полчаса оформления бумажек – и, пожалуйста, моё гражданство обновлено. Всё остальное меня не очень удивило, поскольку я прожил 9 лет в постсоветской Украине и прекрасно представлял себе с кем и с чем мне придётся иметь дело.
Увольнение моё прошло без запинки. Начальник лаборатории, бывший кандидат наук из города Нижний Новгород, ничем мне не препятствовал. Попросил только в течение недели закрыть все текущие дела. В общем, такому ходу дела есть простое объяснение. После нашествия бывших советских граждан, дефицита инженеров в стране не наблюдалось. Пожалуйста, любой профессиональной ориентации. Так что, подыскать мне замену не стоило большого труда. Только выбирай из очереди претендентов.
Ты свободный человек в свободной стране. Хочешь работать – пожалуйста! Если есть где. Не хочешь работать? Нет вопросов! Через некоторое время ты лишишься средств к существованию и окажешься на улице. Хочешь – бомжуй, ты же свободен. Не хочешь? Прикинься придурком и сдайся социальным службам. Тебя поселят в общежитие к таким же, как ты, будут кое-как кормить. Там ты можешь придумывать философские теории, можешь писать роман. Можешь уйти скитаться и просить милостыню. Ты абсолютно свободен!
Мне оставалось только дождаться выплаты пособия, а это около пяти тысяч долларов, заказать билет и, можно было стартовать.
В таком лёгком развитии событий я усмотрел знак для своего предприятия. Сомнения меня больше не посещали. Да и обратной дороги я для себя не видел.
Саня звонил мне еженедельно и интересовался моими делами. На мои вопросы о том, как идут дела он, как-то, неопределённо отвечал о подготовительных работах, о тяжёлых переговорах с предприятием – владельцем базы. В общем, получалось, что вроде бы дела идут по плану, но препятствия несколько превышают первоначально предполагаемый уровень.
Всё изменилось после того, как на мой счёт в банке зашла сумма выходного пособия. Я снял со счёта практически все деньги, накупил на них доллары и отослал Сане через Western Union ту пару тысяч, без которых он, по его словам, не мог развернуть работы в полном объёме. Сам факт операций с наличными, а не с банковскими переводами со счёта на счёт был, конечно, анахронизмом, но, видимо, таковы были реалии на той территории.
Мне не с кем было прощаться и незачем было по этому поводу устраивать банкет. Я просто собрал в рюкзак, как мне казалось, необходимые вещи, несколько альбомов с фотографиями и любимых книг. Я ничего здесь не нажил и расставаться мне было не с чем. Поскольку, я уезжал на территорию, где средняя температура июля плюс 18, а средняя температура января минус 4, то моя нынешняя одежда мало подходила. Но спальник, я, конечно, не забыл.
Отлёт прошёл буднично и просто. Стандартные процедуры проверок, стандартные вопросы, досмотр, ожидание посадки. Потом, уже в салоне, шелест запустившихся двигателей, разгон, мелькание бетонных плит в иллюминаторе, отрыв и рябящая синева Средиземного моря. Потом, мутная плотная завеса облаков и их бескрайня холмистая даль под солнцем.
Как будто и не было этих десяти лет. Хотя это не так. Ничто никуда не исчезает и ни откуда не возникает. Всё всегда только изменяется.
* * *
Есть люди, которые, достигнув определённого возраста, перестают изменяться внешне. Нет, они, конечно, стареют как все, но только внешние проявления этого грустного процесса – малозаметны.
Саня, остался почти таким же, как и десять лет назад. Разве только, стала гуще сеть морщинок в уголках глаз, короче причёска, да во внешности и походке появилась солидность достаточно успешного и потому уверенного в себе мужчины на пороге пятидесятилетия. Выглаженные брюки и рубашка, очень хорошо сидящий пиджак, в тон подобранный галстук. От всего этого я отвык, поскольку в краях, где я обретал до этого, у большинства населения преобладал бомжацко-помоечный стиль одежды. Что вполне соответствует климату и ментальности.
Судя по тому, что Саня не сразу узнал меня в толпе пассажиров аэропорта, я, вероятно, изменился намного больше. Что, в общем-то, неудивительно.
- Так, сразу предупреждаю, машине не удивляйся, - сказал Саня, после того, как мы расположились в болотного цвета "Ниве", резко выделявшейся своим анахронизмом в череде машин на стоянке при аэропорте, – Это "рабочая лошадка" от фирмы. Дёшево, просто и надёжно. Ну, насчёт надёжно, это я погорячился, но, в целом, правда. Я понимаю, ты там привык к Тойтам, Нисанам и Маздам, но, уж, извини, что есть, то есть.
- Да, нормально. Какая разница? Главное, что едет. Всё лучше, чем переезжать на железнодорожный вокзал и трястись всю ночь в поезде не известно с кем в одном купе, – ответил я.
- Значит так, Серёга, план у нас такой, - продолжал Саня, пока мы выезжали на трассу, - Ехать нам до Города 8 часов. То есть приезжаем мы поздно вечером. Поживёшь у меня два дня, погуляешь по Городу, посмотришь, как всё изменилось, в гости сходишь к старым знакомым, вспомнишь, как куролесили в своё время. Домик твой почти готов. Остались мелкие доработки, я думаю, за эти два дня всё будет доделано. В субботу поедем принимать, так сказать, объект.
- Слушай, Саня, а бумаги там всякие, договор на аренду, это как? – немного невпопад, спросил я.
- Это всё, без проблем! – ответил Саня, - Договор на аренду готов. Там у тебя за три месяца проплачено, ну а потом, как тебе удобно – хочешь сразу наперёд на полгода, на год, а хочешь – каждый месяц. Единственное условие – долларами и наличными.
- Стоп, Саня! – прервал я, - А какие-то квитанции, бланки и вообще, документы об уплате у меня остаются? Как я докажу, в случае чего, что я уплатил?
Наступила пауза. Саня как-то сразу окаменел лицом, помолчал и, спустя некоторое время ответил:
- Смотри, Серёга. Я дела с арендой уладил? Уладил. Как? Это мои проблемы. Ты, что думаешь, всё так просто? Мне ещё делиться и делиться этими деньгами! Кто бы мне просто так пошёл бы навстречу? Ты, я смотрю, отвык там в своих палестинах от наших реальностей.
- Саня, я тебе очень благодарен за всё. Ты не обижайся, но как-то это всё непривычно.
- Кто там к тебе придёт проверять? Договор у тебя на руках. Действующий? Действующий! А как ты там платишь или не платишь – это ко мне. В общем, ты согласен на такой вариант?
- Да мне, как-то всё равно, наличными или безналичными. Лишь бы без неприятностей, – ответил я.
- Значит, договорились.
Мы замолчали, а потом, само собой, разговор перешёл на общих знакомых, из числа тех, кого Саня встречал или о которых что-либо знал. Были и такие, кто бесследно растворился в житейской круговерти. Мало ли что могло произойти с человеком в этой кутерьме и борьбе за выживание. Кто-то умер в бомжах, кто-то привык к своей бедности и даже в ней пытался отыскать свои маленькие радости. Кто-то в беспрерывной череде рабочих будней добывал свою копейку на содержание семьи. И только единицы преуспели. Вопрос, только, какой ценой?
К моему удивлению, "Нива" довольно резво бежала по трассе.
За обочинами шоссе вовсю резвилась весна. Жизнерадостная зелень полей, островки рощ, цветущие сады в долинах – настоящий пир природы после зимних невзгод.
Ближе к вечеру вы остановились перекусить в одном из придорожных ресторанчиков. За прошедшие годы меню не очень изменилось, но стандартный стейк с салатом стал стоить в два раза дороже. Правда и ресторанчики стали не те. Приятный интерьер, скатерти на столах, быстрое обслуживание. Сколько я их видел в своё время, этих придорожных харчевен! Отремонтированные и оборудованные на скорую руку в старых вагончиках, в модульных передвижных домиках или в случайных помещениях. С убогой рекламой на щитах, одноразовой посудой и пустыми солонками на убого вымытых пластиковых столиках. Теперь всё стало, конечно, солиднее. Но и дороже.
Оставшуюся часть пути я проспал. Видимо, сказались и напряжение последних дней, и сам перелёт, и простая усталость. Открыв глаза, я с удивлением обнаружил за стеклом городские огни, блестящий в их свете асфальт и многоэтажки спального микрорайона.
Саня снимал однокомнатную квартиру в бывшем институтском общежитии. Сам научно-исследовательский институт, а вернее его остатки, влачили жалкое существование, а большинство квартир в его общежитии было уже давно приватизировано.
Ничего не изменилось за эти десять лет. Всё тот же обшарпанный подъезд, всё тот же запах дешёвой еды, всё те же надписи на стенах, которые и вслух то страшно произнести.
Обстановка у Сани полностью соответствовала временному жилью. Громадный кожаный диван, пара кресел, стойка с телевизором и музыкальным центром, журнальный столик, полки с книгами. На кухне – устойчивый беспорядок холостяцкой квартиры. Правда, без грязной посуды в мойке.
Мы перекусили холодными бутербродами, выпили чаю и решили, что завтра я буду предоставлен сам себе, поскольку Саня с самого утра уезжает по делам. Меня это вполне устраивало.
Пока я чистил зубы и приводил себя в порядок, Саня уснул перед телевизором. Мне ничего не оставалось, как расположиться в раскладном кресле. На удивление, я быстро уснул и меня не беспокоили мысли о перемене мест.
* * *
Мне повезло с погодой в этот день. Утром я обнаружил на столике Санину записку и ключ от квартиры на ней. До семи часов вечера я был свободен. Я заранее решил, что пойду в центр города пешком. Просто пройдусь, а не буду испытывать себя давкой в утреннем автобусе.
Я прожил в этом городе 17 лет. Здесь родился мой сын, здесь я был молод и, как я сейчас понимаю, счастлив. Какое-то время. Здесь у меня всё получалось. Здесь, в 31 год я стал начальником одной из лучших в Союзе испытательных лабораторий, готовил диссертацию и без страха смотрел в будущее. Которое у меня отняли после 1991 года. Ни я, ни миллионы таких как я, не были отомщены и все эти горбачевы, шушкевичи и кравчуки спокойно доживают свою жизнь без угрызений совести о сломанных судьбах и тысячах погибших в региональных конфликтах. Кто им судья?
Я быстро прошёл безликий микрорайон и участок застройки до старинного парка. Пересёк парк, попутно заметив, что содержится он неплохо и в чистоте. В старой, давно знакомой кофейне выпил свою первую чашечку кофе, который так же, как и в мои годы, готовили на горячем песке и пошёл по своим любимым местам.
Утро – лучшее время для осмотра города. Ещё не заполнены улицы, ещё не скрежещут на поворотах переполненные трамваи, ещё не тянутся за экскурсоводами толпы туристов, ещё не забиты старинные улицы колонами машин. Пока – всё тихо. Есть только ты, твоя память и старый город.
Я прошёлся по бульвару, на который выходили фрагменты крепостных стен нижнего замка, повернул направо к старейшему костёлу в городе – Марии Снежной, заглянул в дворик монастыря бернардинок, прошёлся по Краковской и вышел на Армянскую. К той, известной в своё время, кофейне, в которой собирались художники и поэты, певцы и музыканты, бродяги всех мастей, фотографы и альпинисты. Когда-то здесь жила целая эпоха, принадлежавшая тем, чья жизнь была неординарна, полна приключений, книг, песен, картин и кинофильмов. Тех, кого судьба разнесла по разные стороны морей и океанов и тех, кто не вынеся безразличия к себе, спились, опустились и пропали в житейской суете.
К моему удивлению, я был не первым посетителем. Двое молодых людей поправляли здоровье крепким кофе и, судя по их оживлённому диалогу, провели весьма бурную ночь. Девушка, весьма оригинальной внешности и в антураже с претензией на принадлежность к богеме, просматривала листы из тонкой папки, вероятно, рисунки. Ещё двое ухоженных мужчин, прихлёбывая кофе из маленьких чашечек, что-то обсуждали, глядя на дисплей раскрытого ноутбука. Жизнь продолжалась.
Я не стал злоупотреблять кофе – впереди у меня был целый день, и со стаканом сока расположился за крайним столиком. Люди входили, пили свой кофе и выходили. Все они были разные и по возрасту, и по внешности и по манере поведения. Мне почему-то пришла в голову фраза из песни Макаревича: " Всё, конечно, устроится, но, наверно, без нас".
Потом я пошёл на площадь Рынок. Палаццо Бандинелли, дом Корнякта, дворец Любомирских, кондитерская Вольфа. Всё это ухожено, отремонтировано и очень похоже на декорацию.
Во внутреннем дворике дома Корнякта, по-прежнему, кафе.
Я обошёл площадь, прошёлся по улице Сербской, побродил вокруг Кафедрального собора и монастыря бердардинов. Не забыл Успенскую церковь и каплицу трёх святителей. Постоял у каплицы Боимов. И вот тут, у ног скорбящего Христа, что-то во мне изменилось.
Настроение скользнуло вниз, в темноту. Всё показалось мне чужим. Навсегда.
Обедал я в маленьком, и уютном ресторанчике на Сербской. Ничего особенного. Выпил я немного. Грамм 200. Не так чтобы заметно, но душу повело.
Вроде бы, по ситуации, мне надо было навестить знакомых, но, выйдя после ресторана на улицу, я понял, что ни к кому в гости я сейчас не пойду. Не хотелось мне рассказывать о себе и делать вид, что мне интересно, как живут другие. Вместо гостей я пошёл посмотреть на свою старую квартиру. Благо, от центра города было всего двадцать минут ходьбы.
Всё изменилось во дворе, ограждённом, как крепостной стеной, тремя девяти этажными домами. Совсем по-другому выглядела детская площадка, где я гулял с маленьким сыном. Исчез маленький стадион, на котором сынишка в первый раз поехал на своём игрушечном трёхколёсном велосипеде. Только липы, выстроившись в линейку, устремились в высоту.
Дивно, но после моего звонка, двери в квартиру открылись и на пороге показалась высохшая от времени старушка в стареньком халате. Я извинился, объяснил цель своего визита и попросил разрешения посмотреть квартиру. Понятное дело, меня не пустили за порог, но всё же я успел рассмотреть убогую обстановку прихожей и, самое главное, почувствовать запах чужого жилья.
Всё-таки здесь у меня была семья, меня встречали, уставшего, с работы. Сын бросался мне навстречу. Жена была приветлива и мила. Всё было…
Я постоял перед захлопнувшейся дверью, спустился по лестнице и, купив в супермаркете неподалёку всё необходимое мне на сегодня, на такси вернулся к саниному дому.
Саня уже был дома. Ножовкой, сосредоточено и целеустремлённо, он отпиливал от замороженного куска мяса размером с мяч для регби, два стейка. За его спиной, на кухонном столике, расположилась начатая бутылка водки, тарелочка с нарезанными салом и ветчиной.
- Ну, что? Полечил ностальгию? – не оборачиваясь, спросил он меня.
- Да, в общем, я ею особо и не страдал, - ответил я. – Но увиденное впечатляет.
- Правда? Центр отделали – мама дорогая, - продолжил Саня, - Бабла в реставрацию вбухали немеряно. Понятное дело, что столько же разворовали. Из наших фирм никого и близко не подпустили. Всё австрийцы и венгры делали. Ты как насчёт перекусить?
- С удовольствием, – нисколько не кривя душою, сказал я.
- Вот и чудненько! – бросая на шипящую сковородку два гигантских куска мяса, откликнулся Саня, - Ну, что? Накатим по одной, пока мясо готовится?
Мы накатили по одной, потом по второй, а к моменту когда стол был накрыт, и по третьей. Оттаяли приблизительно через полчаса. И понеслось! Как будто и не было этих десяти лет.
Нас понесло. Саня, варившийся в восточноевропейском капитализме, причём в его извращённой постсоветской форме, рассказывал дивные вещи. Про взятки, про "откат", про уклонение от налогов и сокрытие истинных объёмов работ. Мне, пожившему в ближневосточном варианте того же самого капитализма, то же было что рассказать.
Вечер летел в ночь.
Много всего было сказано, о многом переговорено, достаточно вспомнено. И причиной тому был не алкоголь, водка, кстати, не брала, а то состояние, когда хочется выговориться, выплеснуть месяцами, а то и годами, накопленное. И только с той целью, чтобы стало на душе и мне – скитальцу без родины и веры – и Сане, в суете, бесконечной работе и мерзости, добывающем хлеб свой насущный.
Легли с первыми лучами солнца, зарозовевшими оконными шторами.
Проснувшись после обеда, мы весь остаток дня провели под пиво с сушеными кальмарами, просматривая голливудские боевики и фантастику, к которой Саня сохранил прямо-таки юношеское пристрастие.
* * *
На базу мы попали только к обеду. В понедельник.
Свернули с трассы и пару километров ехали по центральной улице села. Жизнь здесь, как и вообще в сельской местности, да ещё и в горах, была мало склонна к переменам и потому в окружении - мало что изменилось. Те же одноэтажные дома, те же огороды вместо backyard. И, конечно, цветущие яблони.
За старой церковью, блестевшей на солнце оцинкованным куполом, мы повернули направо вверх, к кромке леса на склоне. Когда-то асфальтированная дорога, потрескалась, расползлась под паводками и поросла молодой травой.
Нас встретили, проржавевшие и покосившиеся от времени, с погнутыми трубами, ворота, украшенные громадным замком на такой же старой цепи. На моё удивление Саня открыл замок своим ключом, развёл в стороны половинки ворот и мы проехали вовнутрь.
Разрушения оказались больше, чем я ожидал. На верхней террасе, на половину скрытые молодыми соснами, просматривались остатки качелей на детской площадке. Когда-то на них с удовольствием, визгом и хохотом качался мой годовалый сынишка.
В нижнем, по склону, ряду домиков мало что уцелело. От крайнего жилища остался только бетонный фундамент. В остальных отсутствовали двери, оконные переплёты, доски стенной обшивки. Всё обильно заросло ежевикой и кустами малины. И только предпоследний в ряду домик сразу же бросался в глаза свежевыкрашенными зелёного цвета стенами, нарядным белым оконным проёмом и целым крыльцом.
Я не знаю, откуда это, но у меня развито чувство доброжелательности жилья. Сколько раз мне приходилось менять квартиры и каждый раз, впервые осматривая их, я точно чувствовал, как мне будет здесь житься. И, самое удивительное, что потом, как я чувствовал, так и оказывалось.
Этот домик с уютным крытым крыльцом, небольшой, символической прихожей, светлой, в два окна, комнатой на первом этаже, внутренней лестницей и, уютной, низкой комнатёнкой, больше похожей на чердак, на втором, мне понравился сразу. Я осматривал своё новое жилище, почти не вслушиваясь в то, что мне говорил Саня. Про специальные отделочные панели с низкой теплопередачей для зимней и летней эксплуатации. Про гидро- и теплоизоляцию крыши. Про полимерную краску для внешней отделки, стойкую к осадкам, про антигрибковую пропитку пола и стен, про двойные алюминиевые оконные рамы и про все прочие строительные премудрости.
Я полюбил этот дом сразу. Несмотря на его пустоту, необжитость и запах свежей краски. Особенным уютом обладала веранда на первом этаже. Она выходила прямо к склону и давала возможность обозревать противоположный хребет долины, ленточку речки и уходящие вдаль горы. Это была мечта.
После того, как первые восторги прошли, с суровой неизбежностью стал вопрос о том, как тут жить. На территории базы уцелел колодец, развалины места общего пользования и столбы электропроводки. Правда, с обрезанными проводами. Для нужд ремонта, строители протянули временную линию от столба на въезде в бывшую базу.
Около часа мы обговаривали с Саней, что можно сделать, чтобы вселить жизнь в этот домик. Оказалось, что за годы жизни, так сказать, за рубежом, я привык ко многим хорошим вещам. Дичать и заниматься экстремальным выживанием мне не хотелось. Хватит.
* * *
Первая ночёвка в новом доме запомнилась мне надолго. Первоначальное решение заночевать на веранде пришлось отменить, так как по ночам в мае здесь достаточно холодно, а ночные заморозки могут быть и в начале июня. Я расположился в спальнике на полу у стены, подложил под голову рюкзак и не мог уснуть.
Понятно, что дом и лес вокруг жили своей жизнью.
Я оказался в океане новых звуков, новых запахов и полузабытой мною природы. В середине ночи с ближайшего склона или ближайшего небольшого ущелья с ручьём
слетал ветерок и всё вокруг оживало. О чём-то своём, возможно, обсуждая меня, шептал дом. Ему вторил лес и этот диалог прекращался только тогда, когда ночной ветерок уходил бродить дальше по долине.
Поняв, что заснуть до рассвета мне не удастся, я разжёг газовую горелку и заварил себе кофе. Натянув свитер, расположился на полу веранды с кружкой напитка и сигаретой. Сверху, временами, закрываемое облаками или тучками, в темноте не разберёшь, на меня смотрело небо со звёздами. А потом вышла луна, и я оказался в мире серебристых, бледно-голубых и пепельных цветов и оттенков.
Ближе к рассвету вокруг всё начало сереть. Я забрался в спальник, согрелся и с облегчением почувствовал, что мои опасения того, что я совершил большую ошибку, несколько раз посещавшие меня последнее время, исчезли. Навсегда или нет – знать мне было не дано.
* * *
Почти всё лето ушло на благоустройство моего жилья.
Пришлось пожертвовать частью, и так небольшой, площади. В комнате на первом этаже гипсокартонными плитами отгородили место под, так называемый, санузел. Соорудили какую никакую кухоньку: разделочный столик с миниатюрной газовой плиткой, присоединённой к баллону с газом. На "чердаке" смонтировали двухсотлитровую бочку, обвернули её листами термоизоляции, вмонтировали термостат и электронагреватель. Протянули трубы на первый этаж. Провели постоянную электропроводку.
С электричеством возня была наиболее продолжительной. Пока Саня добился разрешения, пока протянули провода, пока сделали внутреннюю проводку, пока приехал электрик установить счётчик – всё это брало время и деньги. Причём, одного из чиновников, от которого зависело принятие положительного решения, пришлось долго уговаривать и поить в ресторане.
С канализацией дело обстояло проще, но тоже пришлось повозиться. Спасло то, что на территории базы уцелел сток в общий резервуар отходов жизнедеятельности, находивший за пределами базы. Один из люков этого стока находился в нескольких метрах от моего домика. Но, всё равно, пришлось копать землю и прокладывать трубы.
Завершающей акцией была покупка спутниковой "тарелки", компьютера и интернетовской "обвески" к нему.
Потом мы с Саней съездили в ближайший городок, по-старому, районный центр, и разжились кое-какой мебелью, дешёвым ковром и посудой.
К концу августа дом приобрел вполне жилой вид.
Особенно мне нравилось, как было организовано отопление. Учитывая антураж, напрашивалось устроение камина. Но! Во-первых, дом был деревянным, во-вторых, пришлось бы много чего ломать и переделывать, в-третьих, камин пожирает такое количество дров, что мне пришлось бы создавать тонные запасы и основательно почистить округу на предмет сухих стволов. Поэтому было принято компромиссное решение. Установили обыкновенную железную печку и обложили её камнем. Трубу вывели через "чердак", присоединив её к баку с водой. Как запасной вариант и дополнительный вариант должен был использоваться небольшой электронагреватель с фэном.
Приблизительно за месяц жизни в "глухомани", я окончательно решил вопрос с питанием.
Прежде всего, я приобрёл маленький холодильник. "Долгоиграющие" продукты- крупы, макароны, специи, сахар, напитки я закупил в городке. Там же, на базаре, раз в месяц я покупал мясо и копчёности. Хлеб, творог, сметану, иногда, картошку я покупал внизу, в селе у бабы Стефы. Стефания Йосиповна заработала за всю свою долгую жизнь только минимальную пенсию, да и то поступавшую нерегулярно. Поэтому, доход то того, что я покупал у неё продукты, как говорится, был для неё серьёзным подспорьем в области финансового благополучия. Хлеб она пекла просто замечательный. С тмином.
Ко всей этой гастрономической идиллии, у меня к концу августа набралось две трёхлитровых банки сушёных грибов и полдесятка литровых банок с жареными опятами. Благо, лес был рядом. Варенье из ежевики, черники, малины я сварил себе просто так. Чтоб было. Особым украшением этой коллекции сладостей являлись две баночки варенья из брусники и земляники. В дальнем ущелье, на каменной россыпи я разыскал месторождение этой, довольно редкой для Карпат, ягоды.
Так что, как мне казалось, к зиме я был подготовлен полностью и бесповоротно.
Единственное, что несколько настораживало – это деньги. Впрочем, как всегда.
Все эти благоустройства серьёзно опустошили мою казну. До весны должно было хватить, а о дальнейшем, по не выветрившейся восточной привычке, я старался не задумываться.
* * *
Вот так вот всё и получилось, что сентябрьским вечером я сидел в одиночестве у себя на веранде, медленно пил водку, закусывал копчёным салом с чесночком и, в который раз смотрел, как вблизи танцует дождь.
Иногда, мой созерцательный настрой нарушала необходимость зайти в комнату и набрать на клавиатуре пару фраз к диалогу в небольшой повести, которую я совсем неожиданно начал писать две недели тому назад. Сюжет жил во мне несколько лет и поэтому ложился "на бумагу" легко. Оставалось только облачить его в наряды описаний, диалогов и, периодически отступающего от развития события, размышлений автора.
Постучав по клавиатуре, я подкладывал в печь несколько чурок, выходил на веранду, проглатывал очередную рюмочку и опять смотрел на дождь. |
Новости
Чаты
88:88 
